recoder | Mar. 11th, 2006

Дочитал Записки гайдзина. Эх, всё-таки как хорошо Вадян пишет, стервец!

— Давай по последней, и начнем культурную программу.
— Нет, Федор, я уже пойду.
— Куда?! Сейчас кино будем смотреть! «Полицейская академия три».
— Мне кина на сегодня хватит… Дома стирка, уборка… На посошок, и все.
Я зачерпнул непослушный пельмень ложкой и поднял рюмку.
— За крейсер «Варяг»! — сказал Федька.
— Правильно, — кивнул я. — За честное и своевременное открытие кингстонов.
— Ты пораженец.
— Наверно.
— Тебе не стыдно?
— Стыдно…

— Мы сейчас не о диктатуре — но давай останемся в этих координатах. Давай рассуждать орнитологически, это удобно. Вот скажи, например: тебе сложно представить себя белой вороной?
— Нет, Вадя, совсем не сложно. Я как раз она и есть. И ты тоже, наверное…
— Вот именно. Ни с того, ни с сего вдруг рождается ворона с белыми перьями. Причем, это никак не соотносится с высотой полета — это вообще ни с чем не соотносится. Просто белая. И ей неуютно. Не то, чтобы ее гнобили собратья, дело не в том. Дело в резонансе. Белой быть хорошо и красиво, но кругом все черные. Спрашивается: как вороне быть?
— Наклеваться мухоморов.
— Эти варианты не принимаются. Есть лучше.
— Понимаю. Вступить в духовную республику альбиносов. Стать вороной Джонатан Ливингстон. Не каждой вороне это под силу, Вадя, даже белой.
— Правильно. Что остается? Только улететь горизонтально. Но куда?!
— А куда?
— Чаще всего летят к попугаям. К любым. Мало ли разных попугаев: лори, жако, какаду, ара… Ты проводишь там нужное время, высиживаешь зеленое яйцо — и тебя торжественно принимают в попугайские ряды. Ты обретаешь попугайскую самоидентификацию, присягаешь попугайским законам, получаешь попугайский паспорт. Все бы хорошо. Но что делать, если ты и там — белая ворона? Что, если смеяться над попугайскими шутками, исповедовать попугайские ценности и говорить: «А вот у нас, у попугаев…» никак не получается? Было шило, стало мыло. Что тогда?
— Ну?
— Лететь нужно не к попугаям. Лететь нужно к максимально далеким и непохожим на тебя птицам. К пингвинам, к страусам, к грифам…
— Грифы заклюют. Страусы запинают. У пингвинов холодно…
— Тогда к альбатросам, стрижам, пеликанам… К цаплям, наконец!
— К цаплям?
— Ну да, к цаплям! Они приветливы и вежливы, у них тепло и комфортно, у них белые перья! А главное — в свои ряды они тебя никогда не примут, даже если ты захочешь. Но тебе ведь и незачем, правда?
— Мне?.. В ряды?..
— Вспомни, Веня: ты хотел найти уголок, где не всегда есть место подвигам. Посмотри в окно: вот он, этот уголок. Здесь никто и никогда не будет ждать от тебя подвигов. Только непохожести, только инаковости — того самого, что ты умеешь лучше всего. Ты и раньше был белой вороной, а здесь ты не просто белая ворона, здесь ты концептуально необходимый антипод. Ты уважаемое посмешище, ты почетный изгой, ты любимая заноза, ты — гайдзин.